В коридоре азартно залился звонок, обозначая конец перемены.

— Дежурный, какой сейчас предмет? — Подумав, я добавил: — У нас!

— Русский язык, Нестор Петрович! — доложил Карл, приступив к исполнению своих новых обязанностей.

Я вышел из класса. За дверью, прижав к себе журнал и кипу тетрадей, крутилась та самая Светик, обладательница новенькой комбинации, ждала чего-то, а может, и кого-то.

Наши взгляды встретились, мы оба снова окрасились румянцем.

— Света… Светлана Афанасьевна! Русский язык и литература, — представилась она, несмело протягивая ладошку. — Я жду вас! У меня к вам просьба. Маленькая, но для меня не совсем маленькая.

— Я к вашим услугам, — ответил я по-гусарски, ну разве что не щёлкнул каблуками. Не было шпор.

— Нестор Петрович! Не знаю, как выразиться поделикатней, вы не могли бы заглянуть в мужской туалет?

— То есть… зачем? — Я был озадачен. — Простите, я тоже не знаю, как выразиться… но я уже.

Светлана Афанасьевна покраснела в третий раз. Только за это утро, а впереди её ждал целый день.

— Там скрывается ученик Ганжа. Кстати, он ваш. Как мой урок, он — туда, прячется в туалете. Знает: там он для меня недосягаем. Я же не могу, правда? А вы у нас мужчина.

Ученик Ганжа и впрямь отсиживался в туалете. Он вальяжно развалился на подоконнике и попыхивал сигаретой, увлечённо выдувая кольца. Его поза дышала негой. Он явно намеревался провести здесь все сорок пять минут, отпущенных на русский язык. И я в нём узнал юнца, похожего на трамвайного зайца. Теперь понятно, почему он крался мимо учительской, — опасался Светланы. Впрочем, при ближайшем рассмотрении он оказался моим сверстником, и не столь уж субтильным, скорее крепко сколоченным парнем.

— Ганжа? — осведомился я, подстраховываясь на всякий случай, хотя, кроме нас, тут более никого не было.

— Не угадал. Я — президент Франции, — благодушно откликнулся ученик, любуясь очередным кольцом.

— Понятно. И тебе, так называемый президент, здесь куда комфортней, нежели в классе? — спросил я подчёркнуто брезгливо. — Впрочем, для тебя сортир — самое подходящее место. Ты угадал! И удачно вписался в окружение писсуаров и унитазов. Не отличишь!

— Но-но, остряк-самоучка, вали отсюда, пока не схлопотал по мурлу. Я ведь щедрый, могу отвалить от души, — сердито предупредил Ганжа.

— Только попробуй. Я сам так тебе врежу, прилипнешь к стенке. Тебя будут отдирать всей школой, притом целый день! — ответил я той же монетой.

Наверно, со стороны мы походили на молодых задиристых петушков. Один из нас сидел на насесте, а второй… Но тут я очнулся, вспомнил, кто я такой, и гаркнул, как и подобало грозному педагогу:

— Встань! Когда с тобой говорит учитель!

— Где учитель? — Ганжа с притворным беспокойством оглядел туалет.

— Я твой учитель, — сказал я мстительно.

— Ты — учитель? Ха! Вот потеха! Тогда почему вы меня на «ты»? Это же непедагогично, — напомнил ученик и нехотя слез с подоконника. — А что у вас в руке? Явились с указкой! Учтите: у нас телесные наказания под запретом. Вам тут не Англия!

— Прошу прощения, я увлёкся, не хорошо, а её забыл оставить в учительской и вот ношу с собой, — пробормотал я, смутясь.

— Ладно, я не гордый. Значит, мир? — И он снова уселся на подоконник.

— Ступайте, Ганжа, на урок. Вас ждёт Светлана Афанасьевна, — сказал я, уже немного устав от этого бестолкового поединка.

— А, вот кто вас сюда направил! Как же я сразу не догадался? А вроде сообразительный парень, не дуб, — посетовал он, следуя за мной к выходу. — Но, между прочим, я здесь не сачкую. Я тут размышляю, и довольно глубоко. О чём? Вот говорят: разбегается Вселенная? А куда? И, главное, зачем? Чего ей не хватает? Надо поразмыслить. Верно? Но где? На уроке не больно-то помозгуешь, не дают! Мешает учитель. И говорит он сам, тебя только спрашивает. Особенно она, Светлана.

— Афанасьевна, — поправил я строго.

— Вот-вот, она! — обрадовался Ганжа. — Не даёт сосредоточиться на мысли. Сразу: «Ганжа, к доске!»

Он несомненно валял дурака, но я на всякий случай нравоучительно произнёс:

— А чтобы разобраться с такой сложной штуковиной, как Вселенная, необходимо много знать. А дабы много знать, следует исправно посещать уроки.

— Да ну? Так просто? — будто бы изумился мой ученик.

— Конечно, не совсем просто, — честно признался я. — Но без знаний не обойтись.

В свой девятый «А» я пришёл на четвёртый урок. Математичка была права: в классе я насчитал тринадцать учеников. Двенадцать из них смотрели на меня с живым интересом, как бы говоря: ну, ну, поглядим, какой ты учитель. Тринадцатый, Ганжа, улыбался мне с последней парты как своему сообщнику. Из его левого уха тонкой струйкой выходил чёрный провод и скрывался внизу, под партой.

— Ганжа, что у вас в ушах? — спросил я, насторожившись.

— Слухательный аппарат. Я туг на ухо, — беззаботно ответил Ганжа.

В классе захмыкали там-сям. Нашли над чем смеяться, сухие, бесчувственные люди. Правда, в туалете он был без аппарата и несомненно слышал каждое моё слово. Но там нас разделяли два шага, можно было обойтись и без приспособлений.

Бедный парень, а я-то с ним был очень резок. Но сам Ганжа не унывал и даже меня самого подбодрил дружеским жестом: мат, не тушуйся, учитель, валяй, действуй!

И я начал действовать.

— Девушка! Да, да, я обращаюсь к вам. Ваша фамилия? — окликнул я ученицу, сидевшую в среднем ряду за четвёртой партой.

— Леднёва. Нелли, — ответила ученица, встав из-за нарты.

— Леднёва, снимите шляпку.

— Дамам в помещении можно, — пояснила Нелли, будто я ничего не смыслил в этикете.

Она выше меня головы на две… может три. У неё тяжёлые плечи и руки женщины, укладывающей камни на мостовой, а личико девочки-подростка, нежное и, на мой взгляд, миловидное. Но эта претенциозная красная шляпка с зелёным птичьим пером делала Нелли комичной — пародия на светскую даму! Но я вовремя вспомнил о своих обязанностях, подавил улыбку ещё в зародыше и строго возразил:

— Вы не просто в помещении, вы в школе! Сейчас же снимите шляпку.

— Не сниму! И вообще, как вы разговариваете с женщиной?

По классу прошелестели смешки. Девятый «А» ещё ко всему и класс-весельчак.

— Что ж, Леднёва, придётся вызвать ваших родителей. — Я пригрозил машинально, видно, так аукнулась студенческая практика в обычной «детской» школе.

С другой парты поднялся лысый грузный дядька, подошёл к Леднёвой и прикрикнул:

— Ну-ка, сыми! Я тебе говорил: не бери шляпу в школу, тут не танцы.

— Тебя ещё тут не хватало, — огрызнулась на лысого Нелли.